Филипп Киркоров: «Личная жизнь в последние годы у меня как-то непросто складывается»

30 апреля королю отечественной поп-сцены Филиппу Киркорову исполняется 47 лет. День рождения артист традиционно отмечает на сцене, а вечером собирает за столом самых близких друзей. Накануне праздника Филипп был в прекрасном настроении и рассказал нам о том, как снимает стресс, почему хотел растерзать членов жюри проекта «Точь-в-точь» и о планах сделать общий детский сад для Киркоровых — Пугачевых — Орбакайте.

— В вашем шоу «ДруGoy» очень много грустных песен о любви. Есть ли шанс, что в будущем ваше настроение изменится и песни станут более веселыми?

— Почему-то так повелось, что в последнее время публика ждет от меня именно таких песен. Грустных. Печальных. Лирических. Именно им люди верят. Не знаю почему. Может быть, потому что у меня глаза грустные. Или потому что личная жизнь в последние годы как-то очень непросто складывается… Но суть в том, что своими песнями я никого не обманываю: как живу, так и пою. Трубадуров, поющих о любви, на нашей эстраде, кстати, практически нет. Наверное, остались только я и Валера Меладзе — у него грустные песни получаются почти душераздирающе. У Гриши Лепса более агрессивное, более брутальное настроение в песнях. У Стаса Михайлова песни тоже немного о другом выходят. А я просто пою о любви — вот так, нараспашку. Ну и потом, возраст тоже не надо со счетов списывать. Когда тебе 25, очень приятно исполнять «Атлантиду» и «Я люблю тебя, Марина», весело и задорно, прыгая и задирая ноги выше головы. Но в 50 лет я уже и ноги-то не смогу так задрать — физиология не позволит, да и неорганично это будет. Поэтому я пою баллады, и народу они, наверное, больше по душе. Во всяком случае последние 10 лет я получаю «Золотые граммофоны» именно за них: «Ты поверишь?», «А я и не знал, что любовь может быть жестокой», «Немного жаль», «Сердце в тысячу свечей», «Просто подари», «Снег»… Зрителям это нужно. Зачем же я буду лишать их этого?

Я УВИДЕЛ СРАЗУ ТРЕХ КИРКОРОВЫХ. ОЧЕНЬ БЫЛО ТРОГАТЕЛЬНО

— С возникновением моды на пародийные программы количество ваших «клонов» на экране зашкаливает. Как вы относитесь к копированиям себя самого?

— Меня нелегко скопировать. Даже король пародий Александр Песков отказался от этой безнадежной затеи. Я как-то у него спросил: «Слушай, Саша, это как-то даже неприлично с твоей стороны! Ты всех уже сделал, а меня — нет». А он грустно отвечает: «Ты знаешь, я могу изобразить кого угодно. А тебя не выходит, прости. Не знаю, как подступиться». Хотя многие все-таки берутся. Лучшее из того, что я видел, сделал Макс Галкин. У него есть безумно смешная пародия на меня и Анну Нетребко. Уморительно совершенно! Я не понимаю, как можно было так точно скопировать оперный женский голос! А когда он показывает меня, смешно выпучивает глаза — вот так (Филипп изо всех сил распахивает свои и без того огромные глаза. — Прим. «ТН»). Его пародию я на первое место ставлю однозначно. У Леши Чумакова очень хорошо получилось передать мои голосовые интонации, прямо снял один в один — с моими гласными, с моими шипящими… Как-то на ток-шоу мы решили разыграть публику и по очереди пели «Жестокую любовь»: фразу я — фразу Леша. Народ угорал совершенно, потому что не мог понять, где кто поет. Настя Стоцкая делала мой образ в передаче «Один в один», старалась, волновалась безумно, но ей было сложно — девочке мальчика вообще нелегко изобразить. А недавно наш Никитка (Пресняков. — Прим. «ТН») тоже решил попробовать свои силы и спародировал меня с песней «Снег» в шоу «Точь-в-точь». Очень волновался, потому что не хотел меня подвести. А я так болел за него, так переживал, что, увидев четверки, поставленные судьями, готов был буквально растерзать жюри. Все! Кроме Лени Ярмольника — тот Никите пять поставил. Ну почему четверки?! Парень же старался! Я пожалел, что не смог прийти на его репетиции и подсказать что-нибудь, помочь, глядишь — и выиграл бы. Но времени нет — обычная проблема наша. А незадолго до моего дня рождения канал Россия и продюсер шоу «Один в один» Тимур Вайнштейн сделали мне настоящий подарок — пригласили в жюри программы. И каково же было мое удивление, когда я увидел сразу трех Киркоровых! Меня отважились спародировать Юлия Паршута, Денис Клявер и Вадим Казаченко. Это было так трогательно! Ребята справились достойно, оценки было непросто выставлять, они все были прекрасны. В общем, еще раз повторюсь, я сложный герой для пародий — все-таки и рост выдающийся, и фактура неординарная.

— Вы в старших классах школы уже были таким высоким? Как себя ощущали?

— Каланчой я себя ощущал! До 8-го класса я был среднего роста. И вдруг вернулся после лета в школу, а одноклассники меня просто не узнали, мимо прошли. За то лето я здорово вымахал. Руки, ноги стали длинные — был ужасно нескладным и долго не мог сам к себе привыкнуть. Трудно было представить, что я смогу петь, танцевать, играть и вообще что когда-нибудь стану артистом. Помню, как были неподдельно удивлены окружающие, когда на выпускном вечере я решил выступить, что-то спел и даже показал пару фокусов. Люди предположить не могли, что я способен на сцену выйти. Нет, все знали, что я люблю музыку, люблю Аллу Пугачеву, обожаю Валерия Леонтьева, готов часами говорить об эстраде, об «Огоньках», об «Утренней почте». Каждое воскресное утро я с нетерпением ждал одиннадцати часов, когда начнется «Утренняя почта» — не пропускал ее никогда. Мне очень нравилось, когда ее вели Ширвиндт с Державиным, наизусть знал все их подводки и репризы. Цитировал бесконечно. В общем, одноклассники мои были морально готовы к тому, что я каким-то образом буду связан с артистическим миром, но то, что я, вот такой кучерявый гадкий утенок, сам сделаюсь артистом…Через год после окончания школы я принял участие в программе «Шире круг». Помню, пришел после этого в нашу школу — в то время каждый год проходили какие-то единогласные коммунистические голосования и избирательные комиссии работали в школьных зданиях. Так вот, прихожу я туда и буквально с порога произвожу настоящий фурор, встреченные учителя в один голос ахают: «А вот и наш Филечка пришел!» Мне это было очень приятно. И я только тогда понял, что в некоторой степени являюсь гордостью школы. Хотя кое-кто из моих одноклассников этого до сих пор пережить не может.

— Завидуют?

— Бог его знает! Наверное, не сложилось у этих людей что-то в жизни, может, их девочки не любили, может, обидел кто-нибудь. Не мне об этом судить. Но только эти люди периодически возникают в разных телепередачах, посвященных мне, и, держа в трясущихся руках банки пива, рассказывают обо мне какие-то небылицы, рассуждают о том, как я не заслужил того, что имею. Мне это смешно, конечно. Но, слава Богу, не все такие, есть у меня и друзья с тех времен. Самый закадычный со школьной скамьи — Максим Панов. Мы с ним периодически встречаемся, часто не получается: он тоже человек занятой, бизнесмен, занимается антиквариатом. Но стараемся видеться, он с семьей на мои концерты приходит. Так что я старых друзей не забываю.

— Получается, что никакой особой популярности в школе у вас не наблюдалось?

— И в помине не было! Единственное, чем я отличался от одноклас­сников, — это тем, что летом ездил с родителями в Болгарию и привозил оттуда друзьям подарки. Жвачку всякую, ручки, карандаши, а потом, когда стал постарше, пару раз даже джинсы кому-то привез. Вот и все. Во всем остальном я был обычным, и центром внимания не был ни дня. Да я и сам от школы не был в таком уж большом восторге. Учился я всегда замечательно, но свободное время старался проводить дома — вот там было действительно интересно. У нас всегда было много гостей, да каких! Армен Джигарханян, Людмила Гурченко, Алла Пугачева… Какие дворы, какие классики с вышибалами, какие салки?! Когда дома такая компания собиралась. Поэтому я сразу после уроков на всех парах домой мчался.

— В мемуарах многих больших артистов есть воспоминания о том, что на ранней стадии творчества им приходилось иметь дело с продюсерами, которые загребали практически все их гонорары, не давали сказать ни слова и вообще полностью ограничивали свободу творчества. Вам удалось этого избежать?

— У меня с самого начала все фантастически удачно складывалось. Конечно, в те времена артисту было весьма не просто пробиться, протискиваясь сквозь сито худсоветов. И далеко не всегда они были справедливыми. Помню, в 1987 году я подал заявку на юрмальский фестиваль, но меня даже до участия не допустили. А спустя годы та женщина, которая вершила тогда мою судьбу (не буду называть фамилии), призналась мне при встрече, что это была самая большая ошибка в ее жизни. Те же слова произнес, кстати, и легендарный Ворошилов, не захотевший меня в свое время видеть на программе «Что? Где? Когда?» со словами: «Нам болгарская эстрада не нужна!» Потом, опять же спустя много лет, сам позвонил и сказал: «Это Владимир Ворошилов, который вас когда-то «запретил». Я в своей жизни сделал довольно мало ошибок, но могу признать, что тот разговор с вами был одной из них. Каюсь, я не разглядел тогда в вас большого артиста. Почту за честь пригласить вас в свою программу, но пойму, если вы сейчас бросите трубку». Он меня так тронул этим звонком, что я согласился. Считаю, что, наверное, не зря живу и работаю, если мнения людей обо мне меняются таким вот кардинальным образом. В общем, мне везло, Бог уберег и от кабальных контрактов, и от нечистоплотных продюсеров — как-то интуитивно мне удавалось всего этого избегать. Рассчитывал я всегда только на себя. И на помощь отца (Бедроса Киркорова. — Прим. «ТН»), который тогда уже был известным артистом, не надеялся. Папа всегда был очень скромным человеком. Даже в ГИТИС, который сам когда-то оканчивал и дружил со всеми педагогами, поступать мне не помогал. В результате я пошел в «Гнесинку» и поступил туда сам, безо всякой протекции. Первым моим рабочим местом, сразу после окончания института, был гремевший тогда на весь Союз Ленинградский мюзик-холл. Это была невероятная удача, когда меня, юного совсем еще артиста, туда пригласили. Но, пожив в Питере какое-то время, я почувствовал себя неуютно, понял, что долго жить в городе-музее не смогу, и стал рваться обратно в Мос­кву. Руководитель мюзик-холла Илья Рахлин был расстроен и удивлен моим решением, но все же отпустил. А по возвращении в Москву я сразу оказался в Театре песни Аллы Пугачевой. Она, по сути, и стала моим первым продюсером. Она представила меня миллионной аудитории на первых «Рождественских встречах» в 1988 году, она пригласила меня с собой на гастроли по всей стране со своим большим шоу «Алла Пугачева и друзья». Но у нее и в мыслях не было, как у современных продюсеров, с меня или с кого бы то ни было из своих артистов брать какую-то там мзду или проценты от гонорара. Наоборот, это она всегда в нас вкладывала, покупала сценические костюмы, на собственные деньги записывала нам песни, позволяла экспериментировать, пробовать. Да что там говорить — она меня даже курицу научила правильно есть! Помню, мы летели в турне в Австралию, сидели рядом в самолете, и на обед подали курицу. И Алле, чтобы я не выглядел неумелым, пришлось научить меня грамотно пользоваться столовыми приборами.

ОБЫЧНЫЙ ПАРЕНЬ, Я ЦЕНТРОМ ВНИМАНИЯ НЕ БЫЛ НИ ДНЯ

Два года Алла делала из меня артиста и человека, но потом мы очень сильно поругались… Я гордо ушел и стал работать один. Все полетело вверх тормашками, и не только в моей жизни — во всей стране. В 1990-е годы каждый выживал как мог. Я начал крутиться, и мне снова повезло, на этот раз с автором Леонидом Дербеневым. Записав первые песни на его стихи, я решил сам заняться их распространением. Взял бобины с записями, приехал к Дому

радио на улице Качалова (ныне улица Малая Никитская. — Прим. «ТН»), где тогда радио «Маяк» располагалось, и стал ждать, когда из дверей будут выходить работники радиостанции. Я буквально всучивал эти бобины людям, от которых зависел эфир. Джульетта Максимова и Людмила Дубовцева — одни из первых поверивших в меня — крутили мои записи в программе «Маяка» «В рабочий полдень». Тогда не было FM-станций, чтобы вы понимали. И вот эти песни, которые на свой страх и риск взяли в эфир Джульетта и ее коллеги, — «Небо и земля», «Атлантида» и «Ты, ты, ты…», — открыли меня людям.

И я пошел дальше: так же по шажочкам, по ступенькам, без продюсеров, без мзды и дани — все сам. Правда, предложения тогда были, и немало. Помню, кругами ходил вокруг меня Юрий Айзеншпис, предлагал работать вместе, но что-то в последнюю минуту у нас не сложилось, и, может быть, к лучшему. Я продолжил самостоятельный путь.

— Сейчас вы достигли практически всего, о чем только можно мечтать. Вы состоятельны, известны, от поклонников отбоя нет. Кстати, расскажите, пожалуйста, как должен вести себя ваш почитатель, если вдруг случайно встретит вас на улице? Поздороваться? Пройти мимо? Броситься с объятиями?

— Я честно вам скажу: очень не люб­лю фотографироваться. Нет, я в принципе не против фотографий, просто бывают моменты в жизни, когда к ним совершенно не готов. Понимаете, артист же всегда должен выглядеть на все сто. Специально для этого он делает дорогие профессиональные фотосессии, снимается на обложки журналов, выверяет каждый кадр, чтобы людям было приятно смотреть на качественные красивые фотографии. А потом кто-нибудь подловит тебя, идущего в курортном городе в придорожный магазин в шлепанцах и майке или расслабленно загорающего на пляже не в самой эстетичной позе. И если раньше такие снимки оседали в домашних фотоальбомах, то

сейчас все по-другому. Человек может выложить фото с артистом в социальную сеть, и оно потом обрастет потоком комментариев: «Ой, а это Киркоров, что ли? А по телевизору он совсем не так выглядит!» Поэтому я стараюсь мягко отказываться от фотографий на улицах. А чтобы не обижать людей понапрасну, лучше автограф дам. Обижать не хочу, потому что и сам не раз оказывался в положении просящего автограф. Помню, встретил на Родео-драйв в Лос-Анджелесе актрису, которую обожаю, — Бетт Мидлер. Зашел в магазин и вижу: она стоит. Я долго собирался с духом, волновался, не хотел ее отвлекать, подбирал слова, чтобы не выглядеть глупо. В результате подошел и сказал: «Спасибо большое вам за ваше творчество, в России вас очень любят, я ваш большой поклонник». Она улыбнулась: «Спасибо большое», — и этим наше общение закончилось. Фотографию совместную делать не просил, чтобы не ставить любимую актрису в неудобное положение.

— В магазине, где вы Бетт Мидлер встретили, наверняка одежда продавалась? Ни для кого не секрет, что вы любите шопинг и уделяете своему гардеробу много времени.

— Да, я называю это шопинг-терапией. Стресс снимаю таким образом. Кто-то выпускает пар, играя в казино, кто-то расслабляется с помощью алкоголя, карт, наркотиков, разгульной жизни или караоке. А у меня шопинг. Но я, кстати,

не только отдыхаю, посещая магазины, я приятное с полезным совмещаю. Для артиста появиться дважды в одном и том же наряде на разных мероприятиях недопустимо. А у меня за счет того, что гардероб очень обширный, таких проблем не возникает. Даже в рамках одной фотосессии я могу изобрести два-три образа, а то и все пять. Я уж не говорю про большие шоу — там я меняю костюмы по десять раз за вечер. Причем одеваю я не только себя, но и весь свой коллектив, балет и музыкантов.

— Где же вы все это храните?

— А вот это уже серьезный вопрос. Моя квартира постепенно превращается в гардероб. Одной обуви три с лишним тысячи пар! Со старой квартиры на Земляном Валу вещи меня уже выжили, а сейчас принялись заполнять квартиру

побольше — в Филипповском переулке. И выход у меня теперь только один — построить огромный дом и отдать под гардероб целый этаж. Конечно, конкурировать с замком Галкина я не буду, но дом должен быть очень большим, а гардеробная в нем — действительно просторной. Я иногда сам над собой смеюсь: где это видано, чтобы человек дом для одежды строил! Аналогов не нашел — объездил в поисках подходящего для себя жилья половину Подмосковья, пересмотрел массу готовых домов, и хотя там явно жили очень небедные люди, ни у кого из них не было достойного места для моей коллекции одежды. Значит, придется строить самому — делать проект и просчитывать все так, чтобы моим вещам в доме было комфортно.

— Актуальна ли для вас проблема, знакомая не понаслышке всем высоким людям, — слишком короткий рукав, например?

— Для того чтобы этой проблемы не было, существует спецзаказ. В некоторых очень известных модных домах есть мои лекала, и когда я посещаю их fashion-показы, всегда оставляю пожелания. Показываю на ту или иную вещь, ее тут же переделывают под меня и присылают уже с той длиной рукава или обхватом шеи, которые необходимы. Конечно, это стоит приличных денег, но зато в результате получается уникальная вещь, существующая в одном экземпляре и идеально на мне сидящая. Печалит меня лишь одно: одежды столько, что иногда я надеваю какой-нибудь пиджак или пальто всего один раз, а потом они навечно повисают в шкафу. А бывает так, что и вовсе ни разу не надеваю, так и висят с неоторванными бирками. Поэтому и пришла идея открыть магазин под названием Phil for you, чтобы та одежда, к которой я даже не прикасался, нашла своего покупателя. Вещи хорошие и качественные — жалко, что пропадают без пользы.

— Но люди, покупающие их, тоже должны быть «эксклюзивные», вашего роста?

— Находятся такие люди, и их немало. Александр Маршал, например, очень любит мои вещи.

— А к детской одежде вы так же фанатично относитесь?

— Вы знаете, что, оказывается, детские модные костюмчики стоят ровно столько же, сколько и взрослые. Так что мои траты возросли сейчас в несколько раз. Во-первых, покупаю себе и детям — Алле-Виктории и Мартину. А если путешествуем всей семьей, то я не могу себе позволить, чтобы наша тетя Мари осталась без подарков. Няням тоже что-нибудь беру. А как же? Я вообще обожаю делать подарки. Больше даже люблю дарить, чем получать. Как вы думаете, это нормально? Наверное, именно это и называется эгоизмом. Да-да! Эгоизм — это ведь что? Доставлять удовольствие в первую очередь себе. А я, даря подарок, сам радуюсь — значит, это эгоизм в чистом виде. В общем, от меня без обновок еще никто не уходил!

— У детей уже заметны какие-то пристрастия в одежде?

— Алла-Виктория очень любит шляпки. Ей обязательно надо все перемерить, все надеть себе на голову. Она у нас такая барышня! А у Мартина, конечно, как и полагается парню, на первом, а также на втором и третьем местах стоят машинки. «Бибики», как он сам говорит. Он уже все марки знает. Ставишь пять машинок в ряд, спрашиваешь: «Мартин, где «феррари»?» — показывает. «Где «фольксваген»?» — угадывает. «А «мерседес»?» — узнает безошибочно. На улице ни одну машину не пропустит. Цвета уже оба ребенка хорошо различают. Ну а любимое слово — «папа». Конечно, я с ними не очень много времени провожу, к сожалению, но кое-чем позаниматься все-таки успеваю. Сейчас учу ребят плавать. Я считаю, что плавание — это самая лучшая тренировка для организма: и оздоравливает, и укрепляет. Прошлым летом мы были на острове Крит и там научились держаться на воде. А зимой закрепили навык — сначала в Эмиратах, потом в Майами.

— Дети скучают по вас?

— Мне кажется, они пока еще не особо понимают, что это такое. Во всяком случае, так отчаянно, как я по ним, конечно, не скучают. Когда на гастролях, мы каждый день на связи, сеанс бесед по Скайпу начинается обычно в девять вечера по Мос­кве. Малыши, как только видят меня на экране, сразу прилипают к компьютеру, машут ручками, наперебой общаются. Конечно, не хватает им папы. Не так давно прислали мне из дома снимок: Алла-Виктория подошла к афише с изображением папы и обняла, изо всех сил расставив ручки. Я, как это увидел, чуть не разрыдался! Но что я могу сделать? Я много гастролирую. Папа же должен обес­печивать им достойную жизнь, качественную еду, одежду, а впоследствии и учебу в школе и прочее, и прочее… Так что пока приходится жить в таком режиме и общаться по Скайпу.

ДОЧЬ ОБОЖАЕТ ШЛЯПКИ, А СЫН — МАШИНКИ

— У ваших близких друзей, Аллы Борисовны и Максима Галкина, тоже родились малыши. Вы говорите о детях, когда встречаетесь? Хвалитесь их дос­тижениями?

— Безусловно, детская тема стала у нас теперь чуть ли не основной. Показываем фотографии, видео забавные, радуемся друг за друга. Мы сошлись во мнении, что получилось очень удобно: мои Алла-Виктория и Мартин, Кристинина Клава, близняшки Гарик и Лиза — все родились с маленькой разницей в возрасте. Больше всего мои дети сейчас дружат с Клавой. На отдыхе в Майами они втроем ходили на пляж, там у них получался такой клуб по интересам. А скоро Гарик и Лиза подрастут, разница в возрасте вообще нивелируется, и мы подумываем объединить их всех в одну компанию, какой-то детский сад организовать для них. Алла вот уже сейчас занимается вплотную своей музыкальной школой. «Вы же спросите через несколько лет, куда детей отдать заниматься музыкой? Вот ко мне и отдадите», — говорит. И она права, доверить обучение можно только ей: такого педагога, как она, надо еще поискать.

— Когда Алла Борисовна стала мамой, это породило целую волну споров по поводу суррогатного материнства. Было множество аргументов как за, так и против. Вы на чьей стороне?

— Вы меня спрашиваете?! Человека, который эту тему в нашей стране, можно сказать, начал? Я даже не понимаю, в чем вообще предмет спора. Это же какими надо быть жестокими людьми, чтобы осуждать решившихся на такой непростой шаг! Люди хотят, чтобы в их доме было счастье. И у них для этого все есть, не хватает только детского смеха. Детей они в силу, например, физиологических причин иметь не могут. И слава Богу, что в современной медицине есть способы, позволяющие эту проблему решить. Как за это можно осуждать? Алла и Максим смогли ощутить это счастье — быть родителями, и дай Бог здоровья той женщине, которая помогла им в этом и выносила их детей.

— Вы любите свой день рождения? Отмечаете?

— Очень многие с гордостью говорят о том, что не любят свой день рождения, стараются о нем забыть, не праздновать и совсем уйти этого числа в подполье. Я этого не понимаю. День рождения я люблю. Хотя уже много лет 30 апреля — самый грустный день в году: 20 лет назад умерла моя мама. Спасти меня от этого страшного горя и черной депрессии смогла только Алла, которая в тот момент была рядом. Мама мечтала, чтобы я был на сцене, и, отдавая дань ее памяти, в свой день рождения я максимально загружаю себя работой. В этом году у меня подготовка к «Евровидению» в Копенгагене и параллельно мюзикл CHICAGO в Москве. Ну а потом — вечер для близких друзей где-нибудь в уютном месте, и тут же обратно в Копенгаген. А самым лучшим подарком на день рождения для меня будет удачное выступление сестер Толмачевых на «Евровидении». Мечтаю, чтобы песня, которую я написал, помогла им занять достойное место в этом конкурсе. А больше мне сейчас и не надо ничего, все остальное, слава Богу, есть.

---

Филипп Киркоров

Родился: 30 апреля 1967 года в г. Варна (Болгария)

Семья: дети — Алла-Виктория (2 года), Мартин (1 год); отец — Бедрос Киркоров, певец

Образование: с красным дипломом окончил Государственное музыкальное училище им. Гнесиных (отдел музыкальной комедии)

Карьера: был солистом Ленинградского государственного мюзик-холла под руководством Ильи Рахлина. В 1988 году — солист Театра песни Аллы Пугачевой. В 1990 году начал сольную карьеру. Записал 28 сольных альбомов, среди которых: «Небо и земля», «Я не Рафаэль», «С любовью к Единственной», «Незнакомка», «ДруGOY». Сыграл в фильме «Любовь в большом городе», в музыкальных фильмах «Старые песни о главном», «Морозко». Среди театральных работ — роль в мюзикле CHICAGO.

Народный артист РФ. Награды: 5 международных премий World Music Awards, 19 премий «Золотой граммофон», более 30 наград «Песня года», многократный обладатель премий

МУЗ-ТВ, «Стопудовый хит»